«Го-ро-хо-вец» – произносишь и будто горошины во рту перекатываешь. По рассказам этот городок с забавным названием и впрямь горох напоминает: размером невелики точь-в-точь похож на другие провинциальные городки, какие не в одной Владимирской области, но и в других краях встречаются. Словом, обычная горошина в стручке, не то, чтобы огорошить – и удивить-то не сможет.
Но это нелестное для Гороховца суждение наверняка родилось у тех, кто проехал сквозь город, не останавливаясь. И напрасно! — Едва вы там окажетесь, сразу поймете: перед вами не горошина – жемчужина! Да и горох, как выясняется, к его названию отношения не имеет: оно происходит от слов «гора» и «ховец» — «гора-могильник», скрывающая древние захоронения, которых немало сохранилось в окрестностях. Впрочем, эта лишь одна версия из целой обоймы объясняющих происхождение столь редкого и оригинального топонима.
Но городу это толкование как будто больше других подходит. И в этом легко убедиться, едва взберешься на правый — крутой и высокий — берег Клязьмы. Здесь, на самом гребне Гороховецкого отрога, по преданию, была основана в XII веке киевским князем Юрием, по прозвищу Долгие руки, крепость, от которой и ведет свою историю город. Отсюда далеко, насколько достанет глаз, видно, как неспешно несет река весенние паводковые воды в русле прямом и ровном, будто вычерченным по линейке, и вдруг под самой горой устремляется к городу, изящно выгибая свой стан, приникает к нему, словно желает стать ближе. И город этому рад – с горы он открыт как на ладони, доверчиво распахнут и весь отражается в зеркале воды.
Клязьма издавна защищала Гороховец, поила и кормила его жителей, связывала с городами-крепостями на притоках Оки и Волги, составлявшими единую пограничную линию. Клязьма впадает в быструю и непредсказуемую в разливах Оку, которую окрестили «Поясом Пресвятой Богородицы», потому что опоясывала она русские земли с юга и юго-запада и тем хранила от набегов врагов. А Гороховец надежно прикрывал восточный рубеж Владимиро-Суздальского княжества. За свою долгую историю он не единожды горел, бывал разрушен, особенно во времена Батыева нашествия, но каждый раз восстанавливался. И в летописи торжественно и величаво именуется «градом Святой Богородицы»
Выходит, Гороховец и Москва – как брат и сестра: и основаны одним князем, и по возрасту — ровесники. Правда, археологи утверждают, что Юрий Долгорукий был далеко не первым, кто построил крепость на Боровицком холме, да и Москва старше, как минимум, лет на сто своего официального рождения в 1147 году. Однако благодаря проведенным в последние годы раскопками Гороховец удревнил свою историю на сто лет!
В XVII веке на Никольской горе отстроили Свято-Троицкий монастырь, опоясали его мощной каменной оградой, по углам поставили дозорные башни, так что гора своим воинственным видом напоминала, что когда-то здесь и в самом деле стояла крепость. В 1689 г. на средства гороховецкого купца Семена Ершова в монастыре возвели пятиглавую двухэтажную церковь: внизу — теплый храм святителя Николая Чудотворца, наверху — холодный, летний в честь Пресвятой Живоначальной Троицы. Массивное каменное крыльцо, какое обычно сооружали в XVII веке, да высокая белая колокольня, что видна издалека в городе – главные украшения Троице-Никольского храма.
Другой гороховецкий купец – Иван Ширяев – отстроил у монастырской стены храм Преподобного Иоанна Лествичника, своего небесного покровителя, а его брат Григорий возвел Покровский храм, который до наших дней не сохранился.
Направо от монастыря, словно сбегая наперегонки к реке, рассеялись, как горох, и прилепились на склоне горы дома гороховчан. Все они очень разные: есть и ветхие домишки, с осевшими углами и почерневшими от времени стенами, которые, скособочившись, словно от радикулита, теснятся, поджимая друг друга и уныло глядят на реку давно не мытыми окнами. Другие, те, что поновее, красуются облицовочным кирпичом и свежим, еще не обшитым брусом; у самой реки обосновались уже не домики — особнячки с коваными воротами, ажурными решетками на окнах и затейливыми флюгерами на печных трубах.
Как говорят археологи, гороховчане облюбовали склон горы еще в древности– под стенами крепости было жить куда надежнее, да и к воде ближе. Археологи же установили в городе строгое правило: глубже, чем на штык, без их ведома копать нельзя.
С крутого, правого берега Клязьмы, хорошо виден и левый, пологий, где сияет крестом над островерхим шатром церковь иконы Знамения Божией Матери. Там, в пойме реки, скрылся, окруженный густыми лесами, Знаменский женский монастырь и глядит, задумавшись, в тихие воды Клязьмы, как загадочный и недоступный град Китеж. Весной монастырь и впрямь недоступен – разлившаяся сейчас Клязьма отрезала его от мира, и если зимой реку можно перейти по льду, а летом — по понтонному мосту, то в половодье добираются лишь по воде. Вот и сейчас мы слышим, как затарахтела мотором лодка, отваливая от монастырского берега, и видим, как женщина в чёрном платке правит к городской набережной.
Основан монастырь был в XVII веке, деньги на возведение храма иконы Знамения пожертвовал все тот же купец Семен Ершов. В конце XX столетия монастырь вернули Церкви практически полностью разрушенным. Теперь восстановили храм, колокольню, кельи монахинь, игуменский корпус; сестры ведут хозяйство, занимаются благотворительностью.
Кроме двух монастырей — Никольского и Знаменского — есть в небольшом Гороховце с населением в 12 с половиной тысяч и третий – Сретенский, который находится в самом центре города, на главной площади. Найти его легко по высокой – в 35 метров – колокольне. Сразу за Святыми воротами высится главный храм монастыря – Сретенский собор, рядом – храм Сергия Радонежского. Возведенные в камне на месте ранее построенных в XVII веке деревянных, эти три сооружения, по замыслу зодчего, вытянуты в одну линию: начинается она 35-метровой колокольней, продолжается пятиглавым Сретенским собором и завершается небольшим храмом преподобного Сергия.
Средства для возведения Сретенского собора выделил все тот же Семен Ершов и, как видно, не поскупился — собор выстроен из белого камня и украшен всеми известными в17 веке декоративными элементами. Каких только узорочий там не сыщешь: здесь и резные наличники окон, и кокошники с орнаментом по карнизам фасада, и купола с глазурованной черепицей. За этим архитектурным чудом не сразу и заметишь маленький, украшенный одной главой-луковицей храм Преподобного Сергия. «Игумен земли русской», как называли Сергия Радонежского, не единожды ходил пешком из Троицкой обители в Нижегородско-Суздальские земли для примирения враждующих князей.
Мы входим в полутемный, освещенный только свечами храм, слышим, как сестры и послушницы читают акафист, слева – в углу – замечаем великолепную изразцовую печь XVIII века. Сестры приспособили ее под свечную лавку, так что, выбирая свечи, невольно касаешься этой редкости. Вокруг храма цветы, ухоженные заботливыми руками, чисто выметенные дорожки, аккуратно подстриженный кустарник.
Рядом с монастырем расположился, точнее, вросв монастырскую стену дом купца Ширяева. Эти белоснежные каменные палаты, построенные на манер русских теремов, принадлежали Григорию Ширяеву, одному из братьев-купцов, на чьи средства возводили храмы в Никольском монастыре. Получил известность и сын Ширяева — Михаил. Он учился в Москве, в Славяно-греко-латинской академии, которую в разное время окончили Михайло Ломоносов, Антиох Кантемир, Степан Крашенинников, Федор Волков, Леонтий Магницкий. Михаил Ширяев был талантливым человеком, писал стихи, Петр I очень любил его и за острый ум и красноречие называл «великим оратором».
А погода в тот день в Гороховце стояла прекрасная, вопреки всем пессимистичным прогнозам, солнечная и по-весеннему теплая. «Когда ангелы путешествуют — солнце светит!» — пошутила наша подруга, вспомнив немецкую поговорку. Нагулявшись и налюбовавшись красотами города, мы решили в нем заночевать. Остановились в гостинице «Дом Ершова», что напротив Благовещенского собора, в палатах, которые выстроил для своей семьи Семен Ершов — благодетель и благоукраситель родного города.
Сохранились каменные палаты прекрасно, интерьер дома, конечно, перестроили и осовременили, но его основание, стены метровой толщины, кладка в оконных проемах, какой уже давно не делают – выжили. Несмотря на свой статус памятника архитектуры, в 90-е годы дом был продан частному лицу, переделан в гостиницу, затем перепродан, а сейчас ею владеют две симпатичные женщины, приехавшие с Урала, влюбившиеся в Гороховец и оставшиеся в нем жить. Встретили они нас радушно, как будто сто лет были с нами знакомы, накормили по-домашнему вкусным, ароматным борщом с пампушками, нежнейшими пожарскими котлетами и восхитительным омлетом высотой в две ладони.
…Вечером по Благовещенской площади плыл колокольный звон — звали к вечерне, а уже в сумерках вдруг вспыхнул багровый отблеск заката, засиял на золотых куполах Благовещенского собора и тихим светом разлился по окнам моей комнаты.
Утром, приглядевшись, я рассмотрела следы фресок в закомарах собора, их было 12 – по числу главных праздников. Собор сейчас реставрируют и служат в нем только два раза в году – на Пасху и в престольный праздник Благовещенья. Рядом – свечой — шатровая колокольня, под стать собору накрыта золоченой луковицей, только маленькой, словно капелька. Слева от собора – часовня в память Александра II. Он когда-то посетил уездный город, и после его гибели гороховчане воздвигли часовню.
Построили Благовещенский собор на пожертвование Семена Ершова, в доме которого мы поселились. Разбогател Семен Никифорович на винокурении и продаже хлебного вина, то есть, водки. Брал у казны откупа, развозил водку по городам Среднего и Нижнего Поволжья, по Северной Двине, торговал в Москве, занимался продажей солода, имел мельницу. В 1690 г. вместе с семью другими гороховчанами вошел в Гостиную сотню — купеческую корпорацию самых именитых и состоятельных купцов России. Привилегии купцов-гостей были весомы – они вели торговые операции за границей, их дома освобождались от постоя войск, они не платили тягло в казну, как называли тогда налог, но отчисляли процент с капитала.
Однако почет купцу Ершову воздали не за размер его мошны – он прославился своими пожертвованиями для города, тем, что в следующем столетии будут называть благотворительностью. На пожертвования Ершова за 20 лет – с 1680 по 1700 гг. — в Гороховце возвели Благовещенский собор, церковь Знаменья Богородицы, Троицкий собор на Никольской горе, Сретенский собор в центре города и церковь Воскресения Христова.
От Благовещенского собора берет свое начало главная улица города – Благовещенская. К ней как ручейки, бегут сверху, с Никольской горы малые улочки – Верхне-Никольская и Ново-Никольская, и вниз – к Клязьме – Нижне-Никольская, что пересекает просторную Набережную. Ныне они именуются Пролетарская, Советская, Ленина, но направления и облика своего не поменяли с начала XIX века, а кое-где — еще более раннего времени. Весь городок – поистине музей под открытым небом, здесь каждый, без преувеличения, дом – памятник архитектуры: он либо выстроен в XVII веке, либо отстроен на фундаменте XVI-XVII веков. Как написано в путеводителе, «в Гороховце находится семь купеческих домов посадского типа конца XVII века из 20-ти сохранившихся в России. Такого количества нет ни в одном городе, недаром Гороховец называют столицей каменных палат».
Я несколько раз спрашивала – у экскурсовода в музее, у продавцов в сувенирной лавке и книжном магазинчике: как удалось сохранить, не перестраивая, город? Объясняли по-разному: и особенностями характера – мол, гороховчане — испокон веку ретрограды; и вполне приземленно – а где еще жить-то? – ведь все эти раритеты до сих пор используются как жилые дома. И водопровод, и канализация проложены в городе только по центральной улице, по другим – все удобства во дворе, газовых труб не видно, рядом с домами сложены поленницы. Благоустроенные дома есть только в новых районах, где квартиры покупают в основном приезжие. «Да мы привычные», — смеются гороховчане, однако смех-то невеселый. Хотя город и подновили в 2018 г., приукрасили к его 850-летию, но современные Ершовы и Ширяевы пока что-то не объявились.
Выходим на Благовещенскую площадь. По правую руку от собора еще один храм – Иоанна Предтечи — с удивительными для русской архитектуры итальянскими раковинами. Такие украшают в Москве Архангельский собор Московского Кремля, который называют «самым итальянским».Правда, церковь Иоанна Предтечи возвели много позже Кремлевского собора, в начале XVIII века, но такое украшение – большая редкость. И вместе с резными каменными наличниками на окнах, архитектурной приметойXVII века, оно делает облик храма не похожим на другие.
Спускаемся вниз, к Клязьме и видим на набережной еще одни роскошные белокаменные палаты с высоким крыльцом –это дом купца Матвея Опарина. Семен Ершов и Матвей Опарин всю жизнь соперничали между собой. Первым пошел в гору Ершов, его наследники приумножили нажитое отцом, и к концу XVIII столетия Ершовы стали самой известной и зажиточной фамилией не только в городе, но по всей округе. Но фортуна изменчива, случалось, и купцы разорялись.«Купец что стрелец: попал, так с полем, а не попал, так заряд пропал!» — гласит поговорка. Видно, потомки Семена Ершова не обладали его чутьем и удачливостью, и в XVIII столетии Ершовыуже не хвастают богатством перед Опариными, а просят у них взаймы — под залог своего двора.
Позже дом Опарина неоднократно менял владельцев. Сейчас в палатах расположился местный ЗАГС, и, наверное, лучшего назначения старинному дому не придумать – красное парадное крыльцо как будто специально создано для торжественного выхода новобрачных к гостям.
А дом Ершова, что на улице Нагорной, со временем перешел другому купцу из Гороховца – Сапожникову, «миллионщику», как называли таких состоятельных людей в XXвеке. Дом прекрасно сохранился, там находится Музей купечества, где выставлены вещи, бережно сохраненные последней представительницей семьи Сапожниковых, до последних дней жившей в этом доме. Как нам рассказали в музее, Сапожников создал всю социальную сферу Гороховца, пожертвовав городу 1 миллион 200 тысяч рублей, что составляло на тот момент 80 годовых бюджетов города.
Родился Михаил Федорович в 1835 году в небогатой купеческой семье. Еще юношей уехал из родного города и завел свое собственное дело в Казани. Начал с малого — торговал мануфактурой, готовым платьем, потом разбогател и основал лавки по всей Волге — в Казани, Астрахани, Самаре. Но родной Гороховец не забывал, жертвовал деньги: на создание женской гимназии и прогимназии, богадельни, больницы, высшего начального училища, храма Всех Святых. Все эти здания, построенные из красного кирпича в начале XXвека, хорошо сохранились, служат украшением города и используются по своему прямому назначению. Он не только их построил, но позаботился о развитии городского образования, учредил стипендии для талантливых детей из бедных семей, выделял средства на учебники и пособия, сукно для пошива формы неимущим ученикам.
Благодаря Сапожникову в городе появились водопровод, городской общественный банк, фонд помощи невестам-бесприданницам. Сапожников, уже став купцом 2 гильдии и Потомственным почетным гражданином Гороховца, оставался невероятно скромным человеком. Он всячески уклонялся от любой попытки чествования в родном городе, не разрешал упоминать свое имя при освящении зданий, и только после его кончины в 1913 году на всех основанных им школах, больницах и богадельнях появились мемориальные доски. Он завещал городу крупную сумму, проценты от которой шли на содержание этих заведений. Своим многочисленным наследникам — у него родилось четверо сыновей и семь дочерей – он наказал продолжать дело благотворительности.
Слушая в музее рассказ о жизни «миллионщика» Сапожникова, мы поняли: живописный ландшафт и архитектурная неповторимость – это еще, оказывается, не весь Гороховец; в нем когда-то царил дух такой мощной энергии, созидавшей на благо ближних, что и сегодня не может никого оставить равнодушным.
В сувенирной лавке нам бросились в глаза ярко раскрашенные деревянные игрушки, оказалось – это изделия местных мастеров, выполненные в традициях гороховецкой игрушки, которая ведет свою историю из села Якушево. Местные плотники именовались якушами, и в Словаре В.И. Даля приводится такое объяснение: «якуши — долбежники, плотники для резки украс на избы и на суда». Мастерили плотники не только украшения для изб и судов, но еще игрушки для своих ребятишек: птиц с ярким разноцветным оперением, горячих красных коников на колесиках, барышень в пестрых оранжевых юбках колоколом, повозки с ямщиками. Вытесывали их сначала топором, а затем дорезали ножом или долотом, покрывали левкасом, как это делали иконописцы в соседних селах Мстёра и Палех, наносили краску и олифу. Игрушки получались веселые, забавные, глянешь на них – и невольно улыбнешься. И я купила себе синего коника для радости.
Не только традиции якушей сохранились в Гороховце, но и дома, ими украшенные. Среди них дом, построенный в начале XX века для председателя земской управы Ф. К. Пришлецова. Хотя в путеводителе стиль этой постройки и назван «новомосковским», но в Москве вы не найдете сооружения, которое украшали бы одновременно и башенка со шпилем, и чешуйчатая черепица, и бочкообразная кровля, напоминающая киль корабля и полногрудые русалки, возлежащие среди цветов и виноградов на оконных наличниках. Как говаривали московские купцы, «у нас на всякий стиль денег хватат», вот и в Гороховце, похоже, на украшения не скупились.
Таким же неповторимым выглядит и дом купца М. Морозова (сейчас в нем находится Музей технической мысли), и дом фабриканта М. Шорина, на заводе которого была построена самая крупная железная баржа, названная «Марфа- Посадница». Эти чудесные дома, в которых соединились традиции русского деревянного зодчества, элементы модерна и готики предстают перед нами удивительно гармоничными. Они не повторяют друг друга, у каждого свое лицо, свой характер и своя судьба– как у людей. И рожден этот своеобразный стиль руками все тех же якушей Гороховецкого уезда. Глядя на тонкость их работы, язык не поворачивается назвать ее топорной, хотя топор и был главным инструментом истинных виртуозов плотницкого дела, украшавших и суда, и дома, и мастеривших для своих детей веселые игрушки.
Не хотелось нам покидать город, который сумел сберечь собственную, не заёмную, нескопированную с чужих шаблонов красоту. И потому так надолго запоминается его облик, как близкая сердцу музыка или стихотворная строка, что единожды запав в душу, остается там навсегда.
И еще здесь покоится небываемая тишина. Редко-редко прошуршит шинами по ноздреватому асфальту одинокий автомобиль– и вновь воцаряется безмолвие, будто и нет на свете сверхскоростей, суеты и мельтешения скудных мыслей. Да и откуда на высоких скоростях глубоким-то взяться? Вот потому и нужно ехать в этот чудный город-сказку, который располагает к созерцанию и размышлению, чтобы побродить по его тихим улочкам и почувствовать, как заглядывая в прошлое, мы отодвигаем в своей душе наносную мелочность преходящего перед взором вечности.
(Опубликовано: журнал «К единству!», №№ 5-6 за 2021 год)
